Яркая Луна в небе, Океан Дхармы на земле
Дилго Кхьенце Ринпоче
Перевод: Антон Мускин
Редактор: Анна Пестова
Старик Яркая Луна путешествует в небе,
А принц Океан Дхармы остался на земле.
Силой иллюзии кажется, что они бесконечно далеки друг от друга,
Но в стране сердечной сущности ума единого вкуса они нераздельны.
Сверкающее ожерелье Яркой Луны ниспадает с высоких небес,
И, лишь коснувшись Океана Дхармы там, на земле,
Оно становится активностью ради блага других, обращая вспять горести этих тёмных времён.
Поскольку с позиции абсолютной истины разделения между ними не существует,
Спонтанно происходит благоприятное стечение обстоятельств.
И ростки мудрости единственного отца, Падмы Дриме1,
Расцветают буйным цветом в пруду Океана Дхармы,
Который Яркая Луна наполняет нектаром амриты истины —
И нет для них иного пути, кроме как встречаться снова и снова.
Из прохладного океана Дхармы текут реки во всех четырёх направлениях —
На восток, запад, юг и север.
Но поскольку все эти реки нераздельны в водах великого океана активности будды, направленной на благо учения и существ,
Принц Океан Дхармы вступает во владения старика Яркой Луны.
Глаза единственного сына наполнены слезами,
А лунным умом старика овладела печаль —
Так проявляется наша общая молитва о том, чтобы не разлучаться жизнь за жизнью.
Зародив уверенность, что так и будет, мы расслабляемся в пространстве, свободном от усложнений.
Наши несравненные учителя подобны солнцу, луне и россыпи созвездий,
А мы поистине самые удачливые существа из всех удачливых, ведь на нас направлена их активность.
Польза, которую приносят учения риме живым существам, неизмерима.
Это пиршественное подношение, какое подобает встрече с единственным отцом-гуру.
Грозовые тучи этих тёмных времён чернее, чем тьма глубин космоса.
И всё же силой устремления активности будд поднимается ветер, который разгоняет эти тучи.
Когда он дует, настаёт время Яркой Луне раскрыть истинный смысл,
А Океан Дхармы выходит из берегов, разнося повсюду сокровища истинной радости и блаженства.
В пространстве, где мысли печали не имеют опоры и корней,
Мы встречаем наш собственный ум — сияющую улыбку изначального будды.
Этот счастливый танец невинного ребёнка, радостного и мудрого,
Освобождает печали и горести в пространстве единого вкуса дхармакаи.
Это не где-то далеко, ведь это самопроизвольно пребывающая мудрость;
Это не где-то близко, ведь это за пределами видящего и видимого;
Это за пределами речи, мысли и выражения, но присутствует во всём.
В беззаботном состоянии за пределами обозначений и ориентиров нет никакой необходимости в действиях.
Но если всё же решишь действовать,
То учение будет приносить пользу живым существам,
Покуда существуют время и пространство.
Это активность будды, какую осуществляют Манджушри, Самантабхадра, а также Лотосорождённый Гуру,
И когда принимаешь на плечи эту ношу, ощущаешь великое удовлетворение.
Для нас, йогинов, действия и проекции, не опирающиеся на ориентиры, растворяются сами собой.
Когда пребываешь в расслабленном состоянии, всё, что бы ты ни предпринял, становится украшением [абсолютной природы].
Пусть мы и родились на свет из холодного и сырого лона этих суровых тёмных времён,
Нам не удержаться, чтобы не спеть тысячу радостных песен, звучащих, как раскаты грома.
Голос у этого певца не особенно мелодичен и может резать слух,
Но он выражает истинный безошибочный смысл
И потому подобен письменам, начертанным расплавленным золотом,
Которые вызывают радость и восторг, каких не ощутишь, прослушав хоть тысячу серенад о чувственной любви.
Эти слова обязательно сделают тебя счастливым, и на лице твоём засияет радостная улыбка!
Это одна из тех бессвязных безумных песен, какие обычно раздражают учёных-теоретиков.
Но я и не претендую, что это доха2 махасиддхи, а потому кому какая разница?
Несмотря на то, что я разобрался с тем, каким всё является на самом деле, в уме проносятся сонмы мыслей.
Я пишу эту песню в салоне самолёта, и перо выводит буквы медленно, как будто по листу ползает букашка.
Я смотрю в небо, и мне кажется, что это лучший символ совершенного воззрения,
Переносящего в пространство дхармадхату, которое не знает границ.
И вот я лечу в этом небе, которому не о чем беспокоиться, поскольку оно беспристрастно вмещает всё без исключения,
Как будто бы я метеор, уносящийся в бесконечную даль.
Когда я смотрю в это небо, оно напоминает мне о переживаниях неусложнённой медитации.
Здесь днём и ночью светит солнце, собираются облака и возникают радуги.
Это символ бескрайнего пространства, которое ни разрастается, ни уменьшается.
В нём наслаждаешься беззаботной медитацией в состоянии осознавания изначального ума.
Бесконечные гряды гор, плато равнин и чаши океанов
Символизируют активность бодхичитты, направленной на благо других живых существ.
Это активность будды, которая обращает всё, что возникает, всем им во благо.
Эта активность происходит совершенно спонтанно, пока существует пространство.
Небо, океан, земля, солнце и луна —
Всё это состоит из четырёх элементов,
Но основа, путь и плод нераздельны в океане дхармадхату,
Поэтому сидеть, спать или что-нибудь делать я могу совершенно расслабленно.
Эта песня путешественника сложилась совершенно спонтанно,
Пока совершенно спонтанно возникали в небе облака
И совершенно спонтанно поворачивались белые закрылки самолёта,
Так пусть эта песня — следы, что оставил в небе этот старик, — станет его спонтанным подношением.
Вот он, этот старик, уже весь седой, но широко улыбается,
Ковыляет вперёд, опираясь на руки помощников,
И мечтает лишь об одном — вот бы нам всем встретиться снова!
Этот текст с большим уважением передаёт вам Мангалам3, который путешествует вот так, на лучах солнца.
Эта поэма была написана в 1976 году в самом конце визита Дилго Кхьенце Ринпоче в США. Он написал её Чогьяму Трунгпе Ринпоче, находясь в самолёте, после того как они расстались в аэропорту Окленда, Калифорния. Основная метафора поэмы опирается на их имена: одно из имён Дилго Кхьенце — Рабсел Дава, что означает «яркая луна», а имя Чогьяма Трунгпы, Чокьи Гьямцо, переводится как «океан Дхармы».
